Освальд немедленно посвятил Шелберна во все детали, но Франклин держал свои предложения в тайне и никогда не записывал их. Он также не консультировался с Верженом и даже не информировал его о предложении, сделанном Освальду[520].

Таким образом, ясно видя ситуацию и слегка пренебрегая формальностями, Франклин подготовил сцену для финального этапа переговоров, положившего конец революционной войне.

Шелберн быстро информировал Освальда, что эти предложения являются «недвусмысленными подтверждениями искренности доктора Франклина». Британия готова, заявлял он, подтвердить независимость Америки — предварительное условие для начала переговоров, — и это подтверждение должно быть «сделано решительно, чтобы избежать будущих рисков проявления враждебности». Если Америка откажется от желательных условий, продолжал Шелберн, а «те, которые называются необходимыми, сохранятся в качестве основы для дискуссии», то тогда он уверен, что соглашение о мире может быть «быстро заключено». Хотя переговоры потребовали еще нескольких месяцев, все, по сути, так и произошло[521].

Однако принятие окончательной резолюции было отложено, так как Франклин стал испытывать приступы «жестокой подагры» и боли от камней в почках, что вывело его из строя на весь август и сентябрь. Джон Джей, наконец-то прибывший в Париж, возглавил переговоры с американской стороны. Этот педантичный житель Нью-Йорка доказывал, что формулировка полномочий Освальда, предоставлявших ему право вести переговоры с «вышеупомянутыми колониями и плантациями», не намного лучше формулировки полномочий Гренвилла, и поэтому требовал, чтобы прежде чем переговоры будут продолжены, Освальд получил документ, ясно указывающий, что он имеет право вести дела с независимым государством.

Когда Джей и Франклин приехали к Вержену, французский министр заявил, что не считает необходимым настаивать, чтобы в формулировке полномочий Освальда содержалось ясное указание на суверенитет Америки. Франклин, высказавший по этому вопросу противоположное мнение, был удивлен, что Вержен молчаливо одобряет продолжение британо-американских переговоров. Он интерпретировал это как великодушный и милостивый жест, демонстрирующий добрую волю Франции. Интерпретация Джея, более циничная, но и более правильная, состояла в том, что Вержен не хотел, чтобы Британия признала независимость Америки иначе, как в рамках всеобъемлющего соглашения о мире, подписанного также Францией и Испанией. «Этот двор предпочитает отсрочить признание нашей независимости Британией, — сообщал Джей Конгрессу, — чтобы держать нас под своим контролем» до тех пор, пока требования Франции и Испании не будут удовлетворены. «Я вынужден добавить, что доктор Франклин не интерпретирует поведение этого двора так же, как и я»[522].

Скептицизм Джея по поводу мотивов поведения Франции привел к горячему спору с Франклином по возвращении из Версаля в Пасси вечером того же дня. Особенно возмутили Джея слова Вержена о намерении Испании претендовать на территорию между Аллегемскими горами и рекой Миссисипи. Франклин полностью согласился, что Испании не следует позволять «держать нас в клетке». При этом он прочитал Джею одну из мягких лекций о благоразумности предположения, что друг, подобный Франции, действует честно до тех пор, пока не появятся неопровержимые доказательства обратного. Франция не пыталась затормозить переговоры, как это казалось Джею; напротив, доказывал Франклин, Вержен продемонстрировал готовность способствовать их быстрому продвижению, отказавшись от возражений против формулировки полномочий Освальда.

Но подозрения Джея получили подкрепление, когда он узнал, что Вержен направил своего заместителя с секретной миссией в Лондон. Не доверяя ни французам, ни Франклину, Джей решился на рискованную игру, тайно направив в Лондон собственного эмиссара. Особенно интригующим было то, что посланцем стал Бенджамин Воган, давний друг и издатель Франклина, который прибыл в Париж, чтобы навестить старого приятеля и сделать все, что в его силах, для заключения мира.

Джей попросил Вогана сообщить лорду Шелберну: в формулировке полномочий Освальда должны содержаться слова, что он направлен для ведения переговоров с «Соединенными Штатами». Такое изначально ясное признание независимости Америки, обещал Джей, поможет «разрезать веревки», привязывающие Америку к Франции. Шелберн, желавший заключить мир до падения своего правительства, готов был пойти достаточно далеко, чтобы удовлетворить Джея. В середине сентября его кабинет предоставил Освальду новые полномочия по «ведению переговоров с полномочными представителями, назначенными колониями, именуемыми тринадцатью соединенными штатами» и вновь подтвердил, что независимость Америки может быть признана как предварительное условие дальнейших дискуссий.

Итак, 5 октября, когда удовлетворенные Джей и Франклин вновь гармонизировали отношения, официальные переговоры начались. Освальд продемонстрировал новую «верительную грамоту», а Джей представил проект соглашения, очень похожий на тот, который Франклин неофициально предлагал в июле. Единственным добавлением к четырем обязательным пунктам Франклина стал пункт, безусловно, приятный Британии, но не Франции или Испании: он предоставлял британцам и американцам право свободного плавания по Миссисипи. Однако затем переговоры застопорились на несколько недель после того, как Британия успешно отбила нападение французов и испанцев на Гибралтар, что заметно приободрило ее правительство. В подкрепление Освальду Шелберн прислал Генри Стрейчи, сотрудника кабинета министров, который служил секретарем у адмирала Хау. Вслед за ним в Париж вновь прибыл и Джон Адамс — чтобы выступить в роли члена американской делегации. Адамс оставался, как всегда, прямолинейным и испытывал подозрения и сомнения в отношении всех, кроме себя самого. Даже Лафайет, ставший близким другом Франклина, немедленно был охарактеризован Адамсом как «нечистопородный тип» с «непомерными амбициями», «страстно желающий славы». Адамс также публично и недипломатично продемонстрировал свое личное недоверие к Вержену, не появляясь у него в течение почти трех недель, до тех пор, пока министр «не заставил его вспомнить об обязанности» нанести ему визит. (Вержен, который был настолько же мягок в обхождении, насколько Адамс груб, сбил с толку вечно подозрительного Адамса, предложив ему изысканный обед и угостив прекрасными французскими винами и мадерой)[523].

Подобным образом Адамс уклонялся от нанесения визита вежливости Франклину, который вынужденно пребывал в Пасси из-за подагры и камней в почках. Правда, им удавалось обмениваться любезными письмами во время пребывания Адамса в Голландии. «Он не мог вынести пребывания рядом с ним», — записал в дневнике Мэтью Ридли, американский коммерсант, проживавший в Париже. Ридли, друг обоих, в конце концов убедил Адамса в необходимости нанести визит в Пасси.